Ничего особенного в этой комбинации не было кроме быстроты и четкости исполнения. Паладьев на Якушева, Якушев на дальнюю штангу Зимину, тот замкнул – и все, исторический первый гол сборной СССР в Суперсерии-1972 состоялся. Автором первой передачи, правда, назвали Владимира Шадрина, он и фигурирует во всех протоколах, но это был именно Евгений Паладьев — на видео видно отчетливо, как 26-й номер с правого фланга отдает передачу на лицевую находившемуся на этом же фланге Александру Якушеву, а завершал дело главный герой эпизода. Так вот про шайбу Зимина все знают, а вот про передачу Паладьева и не вспоминают. У Владимира Шадрина будет еще немало результативных действий, а Паладьев так и останется с нулем в этой графе, хотя он был на площадке и тогда, когда гости забрасывали шестую и седьмую шайбы.
Евгений Иванович, кажется, ни разу не заикнулся про свою забытую историческую роль. Он в этом отношении вообще не был амбициозен. А отпраздновали спартаковцы тот гол на отметке 11:40 по-советски скромно – в отличие от канадцев просто подъехали друг к другу, и даже не обнялись, словно просто сделали свою работу. И монреальский «Форум» еще ничего в тот момент не понял.
Женя Паладьев (именно Паладьев, а не Поладьев, как до сих пор из-за путаницы с записью в паспорте его фамилию иногда пишут) вообще мог не попасть в состав, потому что дорога в сборную на крупные турниры для него была закрыта на два года. Нет, никаких прегрешений защитник не совершал, форму не терял, и травм серьезных не было, но как-то все неудачно сложилось после второго победного для него чемпионата мира в Стокгольме и включения в символическую шестерку лучших хоккеистов сезона. Все нити ведут к Анатолию Владимировичу Тарасову, которому молодой защитник «Спартака» так понравился мэтру еще во время чемпионата мира-1969, что он непременно захотел видеть его в ЦСКА. Сравнивая Паладьева с его сверстником Лутченко, Тарасов прямым текстом отдал преимущество спартаковцу: «Оказалось, что Паладьев – спортсмен более волевой, не жалеющий себя. Хороший товарищ, не склонный ни к каким капризам, Женя сразу же понравился всей команде, сразу пришелся ко двору. И я ничуть не удивился, что он играл в Стокгольме успешно». Вот такой был дан аванс, но 20-летний перворазрядник Женя еще не знал, что любовь мэтра тоже может таить в себе опасность.
Тот чемпионат, на который Аркадий Чернышев и Анатолий Тарасов повезли семерых дебютантов, был перенесен из Чехословакии в Стокгольм в связи с известными событиями 1968-го, но это не избавило его от напряженной и даже ожесточенной атмосферы, особенно со стороны чехословацких игроков. Выходившая на матчи (а турнир с участием шести лучших сборных мира проходил в два круга) с советской сборной как на последний бой чехословацкая команда дважды обыграла непобедимую дружину, но дважды уступила хозяевам. На финиш три сборные накатили с одинаковым количеством набранных очков, и только лучшая общая разница шайб вывела сборную СССР на первое место. Свою лепту в этот трудовой успех внес и Паладьев, ставший самым результативным среди защитников советской команды – четыре шайбы и три голевых передачи. Его игра наряду с блестящим дебютом звена Владимира Петрова, явлением Александра Мальцева и Виктором Зингером в роли первого номера стала настоящим откровением даже для знатоков. Начал он сезон перворазрядником, а закончил заслуженным мастером спорта.
По возвращении из Стокгольма надо было еще доиграть чемпионат страны, и тут как раз накануне дня рождения Паладьева «Спартак» и обыграл в знаменитом решающем матче тарасовский ЦСКА. «Знаменитым» матч стал еще и потому, что в третьем периоде, не согласившись с отменой гола Владимира Петрова, Тарасов увел свою команду с площадки, и больше получаса не возвращал ее на лед, игнорируя присутствие на игре генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева. Опала для Анатолия Владимировича оказалась вроде бы скоротечной, Паладьева на следующий чемпионат мира он снова взял, но, по всей видимости, желание видеть защитника в своей команде еще больше окрепло.
А Женя подвел – даже после обстоятельного разговора один на один в ЦСКА переходить не согласился. Паладьев считал, что именно его категорический отказ послужил спусковым механизмом для последующих событий, связанных прежде всего со сборной (еще одно из «прегрешений» – он единственный, кто заступился за Виктора Полупанова, когда того отлучали от сборной). Ни на чемпионат мира-1971, ни, что самое обидное, на Олимпиаду в Саппоро-1972 Паладьева не взяли. В последнем случае формулировка была особенно обидной, что-то типа «на вас, Евгений Иванович, не успели оформить визу».
Даже после того, как тренерский дуэт Чернышев-Тарасов непобежденным сошел с дистанции, и сборную СССР принял Всеволод Бобров, на чемпионат мира в Прагу Евгений Паладьев не поехал – очевидно, сказалось длительное отсутствие на больших хоккейных форумах. Но когда обозначились реальные сроки первой Суперсерии с канадскими профессионалами и стало ясно, что шестью защитниками не обойтись, про Женю Паладьева нельзя было не вспомнить. Потому что свой навык одного из лучших атакующих защитников он не утратил, а опыта в последние годы только набрался.
Понятно, что возвращение было волнующим событием, и Паладьев мог запросто перегореть еще в преддверие первой встречи. Но тут на помощь пришли, казалось бы, мелкие события, которые не позволили переживать сверх нормы. Они в пересказе защитника выглядят даже несколько курьезно, но знать о них, особенно молодым людям необходимо. Потому что особенно в последние годы усиленно муссируется тема какой-то невероятной, почти запредельной мощи чудо-богатырей из сборной СССР, которым не было равных, и которых разве что на руках не носили. На самом деле все было гораздо сложнее, победы имели свою тяжелейшую цену, переломанных судеб было более чем достаточно, и история Евгения Паладьева еще не самая драматичная.
Но я о простом, хотя бы о том, что чудо-богатыри в силу плохонькой экипировки постоянно выступали в роли невольных просителей, как повелось с первых шагов отечественного хоккея, продолжалось очень долго, а в чем-то и до сих пор продолжается. Так вот, Женя Паладьев прилетел в Монреаль с такими видавшими виды ботинками, что даже привыкшие к плохонькой амуниции советских хоккеистов канадцы изумились. В таких ботинках играть было просто нельзя, и хозяева, глядя на мучения защитника, взялись до начала первой игры их реконструировать.
Но добавилось еще одно обстоятельство. Сборная выписалась из монреальского отеля, чтобы сразу после игры улетать в Торонто, а личные вещи решено было оставить в одной комнате. Но там что-то случилось с дверью, она захлопнулась и не открывалась. Не все вещи были еще перенесены, под парами стоял автобус, команда спешила в «Форум», и заняться решением проблемы с вещами оставили двоих – Валерия Харламова и Евгения Паладьева. Поэтому им после пришлось мчаться в «Форум» на предоставленной посольством машине.
Ребята уже готовились к выходу на лед, ботинки Паладьеву отремонтировали, но парашютные стропы, которые наши ледовые рыцари использовали вместо шнурков, теперь в отверстия не влезали. Пришлось искать и просить у хозяев еще и шнурки, и когда все эти хлопоты закончились, Паладьев выдохнул с облегчением. Так что было не до переживаний по поводу важности матча.
Победа все-таки сыграла злую шутку, конкретно с Паладьевым уж точно. Вторая игра в Торонто складывалась не в пример тяжелее первой, но шансы хорошо ее завершить оставались вплоть до середины третьего периода. Но надо же такому случиться, что когда при счете 1:2 удалили Стэплтона, Фил Эспозито тонким пасом вдоль правого борта отрезал нашу четверку, и набравший скорость могучий Пит Маховлич вывалился на Паладьева, убрал защитника на замахе (Паладьев думал, что он непременно бросит, как обычно канадцы и делали), и играючи разобрался и с Третьяком. Гол получился красивым, и по сути решающим, Евгений Иванович Паладьев корил себя за этот эпизод до конца жизни, считая, что он, как и разговор с Тарасовым, сгубили ему оставшуюся карьеру. Из триумфатора его в мгновение ока превратили в изгоя – нет, не тренеры, он еще сыграл в Ванкувере и реабилитировался, но чиновники «проступка» не простили. И мало того, что в московской части серии Евгения Паладьева на льду мы больше не увидели – о нем вообще забыли.
И еще об отношении к «героям». Билет на первый московский матч непосредственный участник исторического события сумел раздобыть только с помощью… директора магазина «Ткани». На этом неприятности не закончились. По неопытности (в роли зрителя Женя быть не привык) сел не в тот сектор, его, как он рассказывал, через какое-то время «турнули», и он из лужниковского дворца, заполненного в основном нехоккейной публикой с доминированием канадских туристов, плюнул на все, и отправился домой. Такие у него получились качели с Суперсерией. Но он и это пережил, закалка у него была усть-каменогорская, полученная в бараке и стоящем напротив стадионе «Металлург», где прошло все детство будущего трехкратного чемпиона мира.
Родители в «Устинке» оказались в конце 30-х, на стройке свинцово-цинкового комбината, комнату в бараке получили еще до войны, и другого жилья родившийся в 1948-м году Женька и не знал. На стадионе пропадал целыми днями – летом футбол, зимой хоккей, и не сразу с шайбой. В футболе карьера складывалась быстрее, он дорос до основного центра нападения сборной Казахстана, но на беду футбола игру Паладьева заметил Юрий Баулин – бронзовый призер Олимпиады-1960, шестикратный чемпион страны в составе ЦСКА, культовая для казахстанского хоккея фигура. Пока юное дарование колебалось, чему отдать предпочтение, Баулин забрал его в «Торпедо», случайно встретив в в Алма-Ате, прямо с футбольных сборов перед Спартакиадой школьников. Это стоило Жене Паладьеву исключения из школы, порванных в 18-летнем возрасте «крестов», но без встречи с Баулиным не было бы и яркой, пусть и короткой, карьеры. Юрий Николаевич сразу определил новичка в защиту, а со временем видел своего любимца только в ЦСКА.
Но армейцам Паладьев не глянулся, а вот зоркий глаз закончившего на тот момент карьеру Евгения Майорова молодого защитника не пропустил. В «Спартаке» он оказался в феврале 1968-го, по ходу первого «послебобровского» серебряного сезона, на площадке в роли ученика он себя не чувствовал, как будто всю жизнь играл за красно-белых. Правда, до медали не хватило двух матчей, но это были мелочи. Защитная линия «Спартака» с приходом статного и уверенного в себе сибиряка, и при наличии такого невероятного таланта, как свежеиспеченный олимпийский чемпион Виктор Блинов, могла составить прямую конкуренцию армейской, но Блинов умер прямо во время тренировки на летних сборах, и 20-летнему Паладьеву пришлось принять на себя лидерскую нагрузку. Он вынес ее достойно и даже без видимых усилий.
В том, что карьера Жени будет блестящей, после весны 1969-го не сомневался никто. В том, что с начала 70-х все пошло кувырком, его вины нет. Всеволод Михайлович Бобров включил Паладьева в состав на домашний чемпионат мира-1973, на котором защитник и провел свой последний матч за сборную – 13 апреля против сборной Чехословакии. В мае 1975-го, когда Паладьеву до 27-летия оставалась неделя, его прямо на улице взяли под белые ручки, и отправили на службу – нет, не в ЦСКА, которому он был не нужен, а в липецкий СКА МВО, за который в тот момент выступали в том числе Евгений Зимин и Юрий Блинов. Спартаковскому руководству показалось, что Евгений Паладьев не проявил достаточной находчивости, чтобы избежать подобной ситуации, и по возвращении «измены» ему в родном клубе не простили. А без «Спартака» он своей жизни не представлял.
И закончил в 28 лет. Какое-то время был зам. директора спортивной базы «Маяк» в «Химках», десять лет тренировал команды завода «Энергомаш», работал сторожем, занимался частным извозом, одно время получал пенсию по инвалидности, ждал выхода на настоящую пенсию. Жил одиноко в «однушке» (с женой развелся еще в 70-х), а когда со здоровьем стало совсем плохо, узнать в нем прежнего Евгения Паладьева было уже трудно. Если бы не интервью Алексея Карпенко и Жениса Байхожи, мы бы остались без его рассказов о былом.
В историю он вошел первым воспитанником казахстанского хоккея, который стал чемпионом мира, по версии ИИХФ был включен в символическую сборную Казахстана всех времен. Но разве только в этом дело?
Как-то в Сандунах на рубеже 70-х к хоккейной компании присоединился Эдуард Стрельцов. И Женя Паладьев долго не мог решиться попросить у него автограф.
— Это я у тебя должен автограф попросить, — ответствовал великий футболист.
Досье
Евгений Иванович ПАЛАДЬЕВ.
12.05.1948, Усть-Каменогорск Казахской ССР — 09.01.2010, Москва.
Карьера игрока: 1965—1968 – «Торпедо» (Усть-Каменогорск), 1968—1975 – «Спартак» (Москва), 1975—1976 – СКА МВО (Липецк).
Достижения: Чемпион мира 1969, 1970, 1973, участник Суперсерии СССР – Канада 1972 (3 матча), чемпион СССР 1969, серебряный призер 1968, 1970, бронзовый призер 1972, обладатель Кубка СССР 1970, 1971.
Источник: khl.ru
